Мартемьянов Андрей Иванович

     В нашем школьном  музее хранятся бесценные экспонаты – фронтовая гимнастерка, галифе и сапоги участника войны Мартемьянова Андрея Ивановича, жителя села Белая. Есть его медали, фотографии и записная книжка. Андрей Иванович был  человеком интересным, весёлым, жизнерадостным. За что бы он ни брался, всё у него получалось, про таких говорят: «Человек старой закалки». Жена его, Мария Егоровна, до пенсии проработала в нашей участковой больнице медсестрой, воспитали они троих детей.

     В краеведческих материалах школы хранится небольшая заметка из «Сельского маяка» под заголовком «Золотая свадьба», написанная Снигиревой Е.В. в 1995 году. Вот выдержка из неё: «Встретились и познакомились они в поезде, который вёз обоих в далёкий город Читу. Маша, юная медсестра, занимала нижнюю полку, а статный и красивый Андрей, телеграфист, - верхнюю. Оба ехали в командировку. Но как же они удивились, да и обрадовались, когда на обратном пути снова столкнулись в одном вагоне! Потом – война. И договорённость, строго установленная Марией: свадьба только после Победы. И так счастливо распорядилась судьба, что Андрей, сэкономив дни в командировке, 9 мая заскочил к своей любимой в госпиталь. И Мария, прибежав с дежурства, растрясла своего спящего богатыря словами: «Андрей! Война кончилась!» Тут же собрались подружки, друзья, врачи – и сыграли свадьбу. Словом, семья Мартемьяновых сложилась в один из самых счастливейших для России дней, когда наш народ-освободитель и воин вложил в ножны меч священной войны».

      Романтичная история. Читаешь её, и перед глазами предстают кадры военных фильмов – госпитали, медсёстры, военные… Но, однажды я узнала продолжение этого романа, взяв в руки из-под стекла музейной витрины старую записную книжку со вставленным в середину в специальную петельку огрызком простого карандаша, которым, видимо, и делались записи в ней. Первые же прочитанные фразы удивили своей необычностью и своеобразностью изложения, заворожили и – уже невозможно было оторваться от этого дневника.

   «19 февраля 1946 года.

    С этой книжечкой прослужил всю службу мой отец и подарил её мне в день отъезда в армию. 6 лет и 5 месяцев и я не трогал её, хранил как воспоминание об отце и своей службе. Но в эти тяжёлые для меня дни, дни ожидания своего увольнения, дни душевных переживаний, желания скорейшей встречи со своей горячо любимой подругой-женой, родной Марусенькой, с дорогими родителями, сёстрами и братом, желания как можно скорей увидать свои родные места, ту небольшую деревушку, в которой я родился и вырос, решил кое-что записать для большего утверждения в памяти этих неотрадных дней. Может быть, когда-нибудь эти бедные строки будут служить хорошим воспоминанием прожитого в прошлом.

           …Домой собираюсь с середины ноября 1945 года на основании некоторых данных и различных «уток», но всё, как видно, напрасно. Более спокойно чувствовал себя до 10 февраля 1946 года, а сейчас душа болит самым настоящим образом ежеминутно, днём и ночью. Где бы ни был, что бы ни делал, из головы не выходит мысль об увольнении. Всё спокойствие нахожу в том, что готовлю себя к отъезду: что-нибудь ищу для Марусеньки в подарок (сегодня приобрёл перчаточки – пёстренькие, в основном красные, а этот цвет для самого любимого человека кажется мне самым хорошим не потому, что я его вообще люблю, а считаю символом любви), делаю чемодан – этой работой я занимаюсь уже в течение месяца только для успокоения, несмотря на то, что мог бы сделать гораздо быстрей. Сегодня очень ждал письмо от своей родной, но не получил.

      20 февраля.

          Получил дорогое для меня письмо от Маруси. Письмо этого дорогого для меня человека служит мне хлебом для питания души. Сразу дал ответ.

         Мне сказал т. «Ёж», что демобилизуют в мае, но я ему не поверил.

      21 февраля.

          Видел сон: был на большой быстроходной реке, вода хорошая, чистая. Мне объяснили, что скоро будет для меня воля. Жду.

     22 февраля.

           Видел во сне родную свою Марусеньку, чему очень рад, и этим питал свою душу в течение дня. Весь день был занят своим чемоданом. Закончил. Могу ехать. Очень скучно. Хочется, очень хочется увидеться с тобой, родная. Сегодня была возможность ехать, но не отпустили, чем ещё больше огорчили меня. Ночью звонил Марусе, но не дозвонился.

     23 февраля.

       С утра дочитал книгу «Патриоты». Очень понравилось упорство и смелость пограничников в борьбе с японскими бандитами.

      Ждал письма от Маруси, но напрасно. Почему редко пишет, пока выводы сделать не могу. Всю смену звонил в Карымскую, не ходил ужинать, не пошёл на концерт – очень хотелось поговорить с Марусенькой, но противная Горзя отвечает одно и тоже: «Занято!» Сердце сейчас вылетело бы, вероятно, из груди, если б стенки грудной клетки были чуть послабее. Всё здесь осточертело, ни на что бы не смотрел! Не интересуют меня больше ни кино, ни концерты, ни тому подобные развлечения. Сердце болит и рвётся к своим…

         24 февраля.

    Три раза звонил Марусе, но лишь третий раз увенчался успехом в 23 часа. Кончил говорить в 23-45. Долго не мог уснуть, передумал всё, и, в конце концов, уснул сном счастливца.

         25 февраля.

     Опять настроение было неплохое. Собирал и послал Марусеньке маленькую посылочку с Шурой.

        26 февраля.

     Подполковник Запесочный, любимый мой командир и начальник, пообещал отпустить к Марии по моей просьбе.

       27 февраля.

     До Маруси не дозвонился. Обклеил чемодан изнутри – и кажется опять ближе к дому, но данных об этом для меня нет. Чёрт знает, что делается, ничего не понимаю!

         28 февраля.

     Собирался в командировку к Марусеньке. Родная моя, мы встретились бы с тобой опять, но из-за неаккуратных людей, Кондрашовича и Табакова, не отпустили. Сегодня я их очень ругал, вероятно, языки пооткусывали.

   Закончился февраль, последний зимний месяц, а домой уехать всё не удаётся, ждать уже надоело, и надоело всё кругом от начала дня и до конца.

        1 марта. 1946 года.

     Получил письмо от Маруси. Убила она меня своим ответом на мой немножко глупый вопрос. Но всё же она у меня молодец! Права в своём ответе, правильно поняла его. Так рассуждать должна каждая настоящая женщина. Но я об этом не думал, когда писал ей письмо. Я написал ей просто и считал, что она будет отвечать мне так же просто. Права она только в ответе на вопрос, но не в определении меня. Я люблю её искренне всей душой, всем сердцем за все её достоинства человека и, безусловно, за ЭТО. Этого выбросить из любви друг к другу никак невозможно, потому что это было первое крещение нас обоих. Сейчас для меня, моя родненькая, никого другого не существует на свете.

      Получил также два платочка, сделанные руками любимой. В первую очередь поцеловал, прижал к сердцу – как будто её дорогая ручка легла на мою грудь. Сразу дал ответ, но, зная, что у Маруси такое мнение, остаюсь очень подавленным.

        2 марта, суббота.

    Получены распоряжения, на основе которых сделал вывод о приближении демобилизации, что чрезвычайно подняло моё настроение. Звонил Марусе, но не дозвонился.

       3 марта.

    После обеда услышал от ребят, что я должен ехать в командировку, что, якобы, говорил об этом Пушкарёв.

      4 марта.

    Видел сон, как будто ехал в Карымскую и, не доезжая нескольких станций, вышел. Дальше произошло что-то неестественное, было много крови. Кровь видится перед свиданием с родными, или получу письмо от кого-то своих.

     5 марта.

   Получил от Марусеньки письмо. Сон сбылся. Дал ответ ей и написал первое письмо тестю. Считаю, что письму они будут рады, так как написал им всю правду от чистого сердца.

    Н.Ш. разрешил ехать к Марии, но Н.Св. запретил из-за отсутствия некоторых людей. Опять огорчён. Очень хочется повидаться с любимой.

       7 марта.

   Просьба Маруси не выполнена. Просила к 8 приехать, но, при всём моём желании, не удалось. Звонил, хотел поздравить с праздником, но не дозвонился до Горзи. Огорчённый, ушёл на свою непривлекательную солдатскую постель.

      8 марта.

    Ничего нового, что могло бы меня обрадовать. Пустые дни идут всё вперёд.

     Закончил читать книгу «Бестужев-Марлинский». Участник восстания 14 декабря 1825 года, загнанный в могилу царём Николаем I. Талантливый писатель прозябал в сырых крепостях Кавказа. «А Бестужев горевал и думал, стоя у Шнитниковского крыльца: «Неужели это вечно?» Два его брата были каторжниками в Чите, и Петрушу гоняли по Кавказу, как брата преступников.

     9 марта.

   Дни идут безрадостные, без всяких изменений и происшествий. Спорим с Коровиным о сроке выезда: мой срок – до 20.04. 46., а он говорит, что позднее. Вечером звонил тебе, родная моя Марусенька, но Горзя не ответила. Удивительное дело: никогда никого так не любил и ни по кому так не скучал, как по тебе, моя родная! Да это и вполне понятно для меня. А она ещё вздумала меня однажды упрекнуть в цели наших встреч, не частых, но горячих, полных любви и страсти. Но я считаю, что она тоже всем сердцем любит меня, как и я.

    10 марта. Воскресение.

   Обычный день. Те же мысли и желания. С утра и после обеда звонил Марусе, но безрезультатно.

     Утром видел очень страдальческую картину: лошадь на сломанных задних ногах. До боли в сердце жаль животное, замечательного коня, доживающего последние минуты. А жизнь – это ведь самое прекрасное на свете, какая бы она ни была, и чья бы ни была. Её, конечно, застрелят, иного выхода нет.

    11 марта.

   Видел хороший сон, предвещающий дорогу. Говорил с Марусей – вот счастье! Очень был рад, когда услышал её милый голосок, но впоследствии нас прервали, не дали договорить. Сердце болит: холодно у неё в квартире, дров нет.

    13 марта.

   Сидел за аппаратом, и неожиданный вопрос лейтенанта: «Поедешь ли в Туринскую?» подбросил меня на стуле. Через тридцать минут я уже, носясь по Даурии, не чувствуя ног, собирался в дорогу. Сердце радостно билось, предчувствуя скорую встречу с родненькой моей.

     14 марта.

   В 7-30 произошла бесконечно радостная встреча. Маруся спала на койке в отделении. И только я подошёл, изумлённые дорогие её глаза радостно смотрели на меня. Так она показалась мне хороша, близка, родна и верна, как не казалась мне ещё никогда. Моему сердцу больше ничего не надо: Маруся со мной, значит, я счастлив. Это не обманчивое чувство, как некоторые мне доказывают, а самое настоящее, реальное.

      

    15 марта.

   Поднялся в три часа ночи для поездки в Туринскую для выполнения порученного дела.

    16 марта.

 Готовил в лесу дрова, работал за себя и за лошадь. Марусенька встретила меня со всем любящим сердцем. Ужинал с аппетитом, не в пример Даурскому. Побеседовали, почитали и легли спать. Как я был счастлив, когда дорогие Марусенькины руки снова уложили меня на мягкую койку на замечательное одеяло, а через пять минут легла сама – этот дорогой, родной для меня, самый близкий человек на свете. Сердце моё было на месте и больше ничего не требовало. Через несколько минут рассеялись мои опасения: она меня, по-видимому, любит так же, как я люблю её. А моей любви к ней предела нет. Жизнь должна у нас быть с ней замечательная.

Вот такую жену мне и хотелось иметь!

      17 марта.

    Маруся дежурит, но наведывает часто, не как в прошлые времена. Подруги приходили смотреть на меня, как на зверька. Ну и пусть смотрят, не жаль.

      20 марта.

   Сегодня опять мы всё время вместе. Немного выпил. Не буду больше пить.

      21 марта.

     Маруся опять дежурит, но в 19 часов принесла радостную весть: вышел указ о демобилизации третьей очереди. Это значит, с родной Марусенькой через считанные дни должны быть вместе навсегда, это значит, скоро должен встретиться со всеми родными… Что ещё радостнее может быть в данный момент?!

     23 марта.

    Болит сердце: вот и снова разлука. В поезд сели с трудом. О горечи расставания не стоит записывать, так как она повторялась уже много раз и запомнилась навсегда. Да её и не опишешь так, как чувствуешь, а поэтому опошлять эти благородные чувства не буду.

   24 марта.

   Добрался хорошо, но не хотелось выходить в Даурии из вагона, лучше бы ехать обратно к своей родимой.

     Написал ей письмо немедленно и получил её, запоздавшее, но всё равно дорогое для меня письмецо. Пришла ещё весточка от сестры Дуси.

  27 марта.

 Сегодня утром встал с хорошим настроением, и не зря: получил от родимой письмо. Признаться, не рассчитывал так быстро на это. Вечером сидел, ремонтировал обмундирование и смотрел на подворотничок, пришитый Марусенькой, её дорогими ручками. Вспоминал о ней, как будто она сидела передо мной. Она у меня почти никогда не выходит из головы и сердца. И вот в это самое время принесли мне её письмо. Признаться, я никогда, ни в одном её послании ещё не чувствовал столько тепла и горячей любви, которая, как мне кажется, ещё возрастает в нас обоих с каждым днём, и особенно, с каждой встречей.

     Марусенька описала мне свои чувства при расставании, - оказывается, те же, что и испытывал я, стоя в тамбуре вагона. Сейчас же сажусь писать ответ, иначе я не могу.

      30 марта.

   Прочитал первую книгу «Тихий Дон». Изумительная вещь. Читая её, я невольно сравниваю Наталью с Марусей. Ненависть питаю к суке – Аксинье. Никогда со мной этого не бывало при чтении книг. В конце первой части описано, как Григорий встретился, придя в отпуск, с родными и женой. До чего хорошо изображено, невольно потекли слёзы. Жду момента, когда и я взойду на крыльцо родного дома, где родился и вырос…

     2 апреля.

    Сегодня опять был цыганом, гадал на сон, который видел: разлив большой реки. Как было радостно смотреть на воду, освободившуюся от сковавшего её льда! Не зная никаких ограничений, не признавая берегов, распластала свои воды по обширным лугам.

     Сегодня очень ждал от родимой Марусеньки письма, но его не оказалось. Не выдержала душа, написал сам.

     8 апреля.

    Сегодня у меня очень радостный день: получил замечательное горячее дорогое письмецо от родной Марусеньки. Радости нет предела, да и понятно: ведь десять дней ждал его, искреннее, наполненное её святой любовью.

     14 апреля.

    Сегодня дозвонился до Марусеньки. И хотя разговор прервался, но всё же я остался очень доволен: узнал о её возможной беременности. Она не совсем уверена, но мне кажется, что это случилось. Я очень рад, и не будет предела моей радости, когда узнаю окончательно и точно. Очень хочется иметь сына или дочь – всё равно, лишь бы ребёнок. Как я счастлив! Эх! Когда я уволюсь?!

      16 апреля.

    Сегодня получил от Марусеньки, моей любимой жёнушки, письмо. Во всём согласен с ней. Я не могу нарадоваться её умненькой хорошенькой головке. Неужели она меня когда-нибудь подведёт? Не может этого быть, я не хочу даже думать об этом. Сам я верен ей до последней минуты жизни и не споткнусь ни на одном шагу своей жизни, - значит, и она должна платить мне такой же верностью.

    24 апреля.

    Получил письмо от папаши и мамаши, в общем, от всей Марусиной семьи. Очень рад. Маленькое, но дорогое для меня. Ведь они меня уже считают за своего сына, так же, как мои родные Марусю - за свою дочь. Как хорошо всё это… Хочется со всеми встретиться побыстрей.

    25 апреля.

    Это один из самых радостных дней моей жизни. Как меня обрадовала моя родная, сообщив, о том, что она точно узнала результаты нашей последней встречи 14-23 марта 1946 года. Если бы сегодня она была со мной – целовал бы её целые сутки подряд и не выпускал бы из рук! Я не знаю, чем за это отблагодарить. Только своей беспредельной сердечной любовью.

     2 мая.

    Прошла сильная буря. Нас направили в Забайкальскую степь на восстановление разрушенного.

    16 мая.

   Решил записать кое-чего. Со 2 по 13 мая находился в степи, не имея возможности сообщить о себе Марусеньке и узнать о ней. 7-8 мая прошла вторая буря силой 20 баллов, которая снова много разрушила и заморозила тысячи голов скота и много людей. Только поблизости замёрзло 7 красноармейцев и 2 наших пограничника. Вот чёртово Забайкалье! В общем, все десять дней – сплошные происшествия и анекдоты. Но всё это быстро забывается, когда остаёшься цел и попадаешь в тепло – солдат ведь неприхотлив. 11 мая впервые связался с Даурией и узнал о начале демобилизации. Очень был рад и случаю сообщить о себе Марусеньке: дал через Табакова телеграмму. 14 мая говорил с подполковником Запесочным, этим замечательным человеком, о моём увольнении. Он сделал всё, чтобы немедленно меня уволить, но тут встал на пути человек не с сердцем в груди, а с бумажкой. Никогда не встречал такого человека, который мог бы носить своё зло с той же силой, как в первый день обиды, а сегодня натолкнулся на такого типа, лично говорил с ним и убедился, что он два года носит зло на меня, не снижая его величия для него, а ведь, по сути дела, это чепуха, в которой я совершенно не виновен. Да, ты, подполковник Лобачёв, доброго воспоминания едва ли у кого заслужил за 27 лет службы. Может быть, ты таким и не был, но сейчас ты болтики свои настолько крепко закрутил, что выжало из тебя всю человечность…

         А о тебе, Марусенька, я всё время думаю и сейчас, когда наше с тобой потомство лежит под твоим сердцем, люблю, кажется, ещё больше, хотя и до этого не знал предела своей любви. Старался подыскать тебе, моя радость, самый наилучший подарок в день нашей окончательной встречи и решил взять часы.

         Назавтра жду новых радостей.

     24 мая.

     Последнюю ночь на своей солдатской постели не спалось, что только не передумал, все последние годы прошли перед глазами. А днём сквозь сутолоку сборов твой голос пел мне в уши: «Скорее, скорее, родной, ты сегодня должен выехать отсюда и завтра быть у меня!» Всё было готово в 15 часов дня, даже сапоги, сшитые за одни сутки, соскочили с колодки в чемодан. Добрый паренёк Катков, он приложил все силы, но сделал мне сапоги. ( они хранятся в школьном музее – прим. автора)

     Проводили меня друзья, посадили в вагон. Как это всё приятно, хорошо. Ничего мне здесь не жаль, ни к чему я здесь, видимо, не привык. Остались в моём сердце Запесочный, Пушкарёв, Луганченко – люди, достойные уважения. Буду помнить их долго, но не забуду и злодейства Лобачёва.

 

    6 июня.

   Мчимся в поезде к дому. Маруся ушла умыться, а я решил записать. Ненавижу трепачей, а с таким снова встретился. Доверяться таким, как Чукреев, не советую никому.

      С Иркутска сегодня дал три телеграммы и открытку. Оставили этот невидный городок, позади Саянские снежные горы, - явился, как новый мир: горы и сопки расступились, словно какие-то барьеры, в стороны и скрылись из виду.

       Черемосово – грязный угольный городок. Одноэтажные чёрные здания, но совершенно белые трубы, словно лебеди на взволновавшемся озере.         Подъезжаю к станции Зима. Местность нормальная, пересечённая. Растительность смешанная, почва – супесь. Населённые пункты сравнительно часто и благоустроенные.

      7 июня. 11 часов Красноярского времени.

    Мимо окна плывёт замечательный рослый густой сибирский лес, воздух свежий, прохладный. От Канска преобладает степь с порослью. Печальный вид имеют сибирские селения: бесхозяйственные.

    8 июня.

    Со скоростью 70-80 км наш поезд «Иосиф Сталин» мчится к Новосибирску, осталось час езды. Вчера в 6 часов вечера проехали Красноярск, грязный, с кучами разбросанного разного лома, особенно железнодорожного хозяйства. Такого никак не ожидал увидеть в краевом центре. При наличии такого количества заводов можно желать красноярцам лучшего. 

    4 января 1948 года.

   В возрасте 1 год, 2 месяца и 7 дней начал ходить мой первый наследник – сынок Виктор.

    5 февраля.

 Витенька исколесил уже всю комнату совершенно самостоятельно. Сейчас он сидит на столе и дёргает меня за руку. Витеньку отсадили от груди. Чувствует себя весь день хорошо».